|
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18
Первый отзыв Кустодиева о Художественном театре относится к 1913 году. Кустодиев (как и Блок) восхищается «Вишневым садом», МХТ скоро станет «его» театром. Станиславский, познакомившись с декорациями Кустодиева в театре Незлобина, начинает переговоры с ним о его работе в МХТ. Кустодиеву выпало счастье участвовать в трех спектаклях: в 1914 году он оформляет «Смерть Пазухина» Салтыкова- Щедрина» (режиссеры В. Немирович-Данченко, В. Лужский, А. Москвин), в 1915 — «Волки и овцы» Островского (режиссеры Немирович-Данченко, Станиславский, Лужский) и в том же году «Осенние скрипки» Н. Сургученко (режиссеры Лужский, Немирович-Данченко). Работа в МХТе была для Кустодиева не только признанием его как театрального художника. Это прекрасная пора его жизни. Художественный театр вывел его из депрессии, тоски, неверия в себя, которыми было отмечено творчество Кустодиева в годы реакции, МХТ дал силы больному художнику, помог ему подняться над болезнью, и воодушевленный, он писал в 1914 году Лужскому, что театр надолго создает бодрость и веру в свою работу и вообще в лучшее будущее.
«Мы счастливые люди, у нас есть Ваш театр... После Москвы я приехал сюда [в Петербург] бодрый и с огромной жаждой работать». Кустодиев хорошо чувствовал себя в коллективе театра, был дружен с актерами и художниками (К. Сапуновым, И. Гремиславским, А. Петровым), на репетициях рисовал портреты актеров — в Музее МХТ хранятся маленькие карандашные портреты Станиславского, Немировича-Данченко, Москвина, Лужского, Александрова, сделанные Кустодиевым на страницах своей записной книжки во время репетиций, — и на всю жизнь сохранил добрые отношения с коллективом театра. Станиславский и Немирович-Данченко были высокого мнения о Кустодиеве — театральном художнике. Станиславский мечтал поставить в декорациях Кустодиева «Лес» Островского. Блоку с Художественным театром повезло меньше, чем Кустодиеву. Любя театр, Блок очень хотел поставить на его сцене свои пьесы. А судьба будто дразнила его, приближая и отталкивая. Но дело, конечно, было не в судьбе, а в Станиславском, он ценил, но до конца не понимал Блока-драматурга. В 1908 году Станиславским была намечена к постановке «Песня судьбы». Блок читал пьесу Станиславскому, и тот, как писал Блок отцу, «пленился» пьесой. Позже Станиславский хвалил, но велел переделать две картины, и поэт переделал в то же лето их в одну. Блок даже послал пьесу в театр, но Станиславский прислал длинное письмо о том, что ее нельзя и не надо ставить. Разочарованный Блок отказался от постановки «Песни судьбы» и в театре Комиссаржевской, и в Александрийском театре и вернулся к ней только в 1919 году, но пьеса так и не была поставлена.
Так же не повезло Блоку в МХТ и с пьесой «Роза и крест». Задуманная сначала как балет, потом либретто оперы и, наконец, драма, она была предложена снова МХТу. Блок отказал Вахтангову в его предложении поставить пьесу в его театре. Поэт ждал, снова ждал Станиславского, он мечтал даже потом, чтобы Станиславский сам играл его Бертрана. Блок прочел «Розу и крест» Станиславскому в апреле 1913 года, но пьеса его оставила равнодушным. В 1916 году по совету Л. Андреева Немирович-Данченко прочел пьесу, увлекся ею и вызвал в театр Блока. Пьеса была принята к постановке, были распределены роли. Пьесу собирались поставить во 2-м МХТ, прошло 189 репетиций, но по разным причинам постановка откладывалась. В 1918 году «Роза и крест» должна была открыть сезон, но осуществить на сцене МХТа спектакль так и не было суждено.
У Блока были серьезные ценители его драматического искусства — В. Комиссаржевская, Вахтангов, Мейерхольд. В театре Комиссаржевской в постановке Мейерхольда (он играл Пьеро) впервые увидел свет «Балаганчик», там же Блок читал с огромным успехом «Короля на площади», Комиссаржевская предполагала поставить в своем театре «Короля», «Незнакомку», но спектакль не был разрешен цензурой и осуществлен лишь в 1914 году в студии Мейерхольда. Блок был восхищен постановкой Мейерхольдом «Балаганчика» и считал ее идеальной. Дух трагического гротеска более всего отвечал лирически-ироническому содержанию пьесы, это было творческой находкой художника и режиссера. Мейерхольдовское решение «Балаганчика» открывало, как считал Блок, новые перспективы творчества поэта. Как вспоминал Блок, ему необходим был очистительный момент, выход из лирической уединенности. И тем не менее Блок, оказывается, не считал постановку «Балаганчика» Мейерхольдом единственно возможной — можно сыграть и иначе: балы в духе Латуша, вьющиеся лестницы, запруженные легкой толпою масок.
|
Машка - дочь купеческая. 1924 г.
|
Драматические вкусы Блока как бы взвешиваются постоянно на весах, где с одной стороны — Мейерхольд, с другой— Станиславский, и всегда перетягивает Станиславский. Станиславский и Мейерхольд — это два пути драматургии, две творческие истины, и поэт верит истине Станиславского больше, чем истине Мейерхольда. Блок всю жизнь стремился к здоровью духовному и физическому, к жизненной простоте, и Станиславский в театре один утолял эту жажду поэта, поэтому он так и рвался в МХТ, мечтал, что Станиславский сам будет играть в «Розе и кресте». «Опять мне больно все, что касается Мейерхольдии, мне неудержимо нравится здоровый реализм Станиславского и Музыкальной драмы. Все, что я получаю от театра, я получаю оттуда, а в Мейерхольдии — тужусь и вяну. Почему они-то меня любят? За прошлое и за настоящее, боюсь, что не за будущее, не за то, что хочу»1. То есть Блок свое будущее творчество рассматривает вне Мейерхольда, не надеясь быть понятым его театром. Верит он и надеется только на Станиславского: «Никому не поверил, кроме него одного... Я люблю психологию в театре и вообще, чтобы было питательно»2. Искусство Станиславского было для Блока хлебом насущным, и никто другой не смог заменить его. В этой верности себе был весь Блок и в этой верности было что-то трагическое.
Блок всегда являлся в театре общественным деятелем. Не боясь касаться «больных точек современности», он считал задачей театра служение народу. Поэтому свою деятельность в театре после революции Блок рассматривал как свой долг перед временем, перед народом, Советской Россией. Новый театр революции, считал Блок, должен создать нового человека. Деятельность Блока в Театральном отделе Нарком-проса и в репертуарной секции Большого драматического театра была направлена на то, чтобы донести до народа театральную классику. Блок считал, что его надо воспитывать на высоких героических образах: в театрах для народа он отрицал модернизм, бытовизм, излишнюю психологию. Свою деятельность в Большом драматическом театре Блок понимал как служение народу, воспитание его средствами высокого искусства.
Кустодиев не был в театре трибуном, как Блок, да и его роль в театре была другая, он был интерпретатором созданий драматурга и композитора. Он не испытывал в театре таких трагических коллизий, как Блок,и не знал горького чувства невыраженности в своем театральном творчестве, как его собрат по театру. Кустодиев при своей тяжкой болезни, при невозможности двигаться создал в театре столько,что ему мог бы позавидовать любой театральный деятель. Кустодиев выразил в театре все то, что волновало и восхищало его как художника, живописующего жизнь России, русского народа. Театральное творчество Кустодиева было связано более всего с Островским. С интересом оформлял Кустодиев спектакли, посвященные современной деревне (Неверов, Сейфуллина). Кое-что из этого осталось в эскизах и не было осуществлено на сцене.
Глубоко признательный МХТ, Кустодиев однако не следовал Блоку в его исключительной привязанности Московскому Художественному театру. Кустодиев работал для Большого и Малого театров в Москве — «Снегурочка» (1918 —1919, не осуществлена), для Большого драматического, для Малого драматического (Петроград), бывшего Мариинского, Академического театра драмы (Петроград), для народных театров Петрограда, позже для Ленинградского тетра марионеток. В 1926 году Кустодиев в МХТе (2-й МХТ) с А. Диким создал свою великолепную «Блоху» (по Лескову), в которой выразил все свои накопленные знания по русской народной театральной культуре (лубок, балаган, частушки) и свое представление о традициях народной драматургии в современном театре.
Блок и Кустодиев в театре — индивидуальности противоположные. Блок в своем театральном творчестве и в своих статьях о театре стремился преодолеть то, что связано было с его символистским прошлым — индивидуализм, элитарность, мистика, и приобщиться к нравственному здоровью, к жизни, к народу. Кустодиев просто и естественно творит на сцене жизнь полнокровную, опираясь на свой опыт художника-бытописателя, свое знание русской провинции и русской деревни. И, хотя оба мастера так разительно не похожи друг на друга, они оба вписались в русскую театральную культуру, дополняя друг друга, отражая каждый по-своему духовные искания своего времени.
1 Блок А. Указ. соч. С. 209. 2 Там же. С. 214.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18 |