|
|
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18
Мещанка удержала в себе немного от вольной природы, среди которой жили ее родители или деды-крестьяне. «Трава зеленая», «цветик голубой» — это как бы воспоминание о природе, среди которой так бессмысленно выглядят дачники: «Над скукой дач, над огородами, над пылью солнечных озер...», «А в небе, ко всему приученный, бессмысленныи кривится диск1 », — так горожанин видит воспетую в веках таинственную луну. Дачная природа это тоже жертва большого города, загрязненная «лицеистами» и «дамами». Не принимая капиталистического города как современной среды для жизни человека, поэт видит в нем «сытых», насилие над человеком и природой, поэтому так часто обращается он к теме улицы.
Улица у Блока — это часть, живой организм города; на ней и холод, и ночь, и тяжелое забвение — сон нищих и голодных, но и «светы, мерцающие в окнах», «шторы и пунцовые цветочки», и лица работающих людей. Клеймя чиновничьи гостиные, Блок внимательно вглядывается в жизнь тех, кто трудится, и стремится проникнуть в их сознание, понять духовные устремления. Поэт видит присущее народу уважение к труду, близость к природе, любовь к песне.
Городской песенный фольклор всегда интересовал поэта, он не пренебрегал «кабацким» фольклором, воровской разухабистой песней. Уже некоторые стихотворения из цикла «Город» (1904 — 1908) образами, ритмом, лексикой уходят своими истоками в городской фольклор:
Да и меня без всяких поводов
Загнали на чердак.
Никто моих не слушал доводов,
И вышел мой табак2.
То, что было найдено Блоком в области городского фольклора, войдет в поэму «Двенадцать», где слышатся интонации городского романса, частушки, фабричной и солдатской песен:
Ночи черные, хмельные
С этой девкой проводил...3.
Гетры серые носила,
Шоколад Миньон жрала,
С юнкерьем гулять ходила —
С солдатьем теперь пошла?4.
Как пошли наши ребята
В красной гвардии служить —
В красной гвардии служить —
Буйну голову сложить!5.
 |
|
Красавица. 1921 г., вариант картины 1915 года.
|
Обратимся теперь к Кустодиеву. Ему тоже близки эти понятия: «мещанское житье», «толпа», «улица», но они имеют у него иную окраску. Любя поэта и восторгаясь им, Кустодиев, однако, как бы ведет в своем искусстве спор с Блоком, не соглашаясь с ним, давая свою оценку тому, что видели они оба. «Мещанское житье», «толпа», «улица» как понятия родились раньше в творчестве Блока. Может быть, художник творил, как бы имея в виду творческий опыт поэта.
Первые мещанские образы в творчестве Кустодиева — «Гулянье на Волге» (1909), «Провинция» (1910) — возникли после выхода книги Блока «Мещанское житье». Как и Блок, Кустодиев уважительно (хотя иногда и с усмешкой) относится к «маленькому человеку», как и Блок, художник сознает, что мещанство в большинстве своем рождено от здорового корня народной жизни. Но дальше Кустодиев и Блок расходятся.
Кустодиев создает свой «Голубой домик» (1920), обобщенный образ мещанского житья. Там есть «шторы» и «пунцовые цветочки» — они даже выделены на первом плане в центре композиции, как бы подчеркивая отношение художника к блоковским стихам, — цветочки в маленьком домике на три окна, который густо заселен мелким людом: здесь несколько сюжетных завязок и жизненных ситуаций, образов-тем: детство, молодость, старость, смерть (гробовщик), любовь (пара у окна), разбитая жизнь (одинокая женщина с ребенком), семейное счастье (чаепитие на балконе). Но если поэт страдает об участи городского трудящегося люда, Кустодиев верит в его жизнеспособность, жизнеутверждение. У Блока «шторы» и «пунцовые цветочки» — это символ духовной ограниченности, на которую обречены «наклоненные над скудной работой». У Кустодиева в этой кажущейся на первый взгляд духовной ограниченности и скудости интересов своя духовность, оптимизм, дружелюбие и трудолюбие, чувство коллективизма, отличающее жителей «Голубого домика».
И Кустодиев, и Блок ставят актуальнейший в эпоху развивающегося капитализма вопрос — «Человек и город», а решают его диаметрально противоположно: один утверждает, другой отрицает. Город Кустодиева — небольшой, провинциальный — радостен и приветлив; город Блока — большой, современный, промышленно-чиновничий, капиталистический— страшен и трагичен. Блок отрицает капиталистический город — «столицу», где люди отчуждены друг от друга; Кустодиев в своем художническом, реально-утопическом сознании создает модель города провинциального, где люди естественны и простодушны. Поэт и художник стремятся на простор, «волю», рвутся на Волгу: Кустодиев строит себе в Костромской губернии дом-мастерскую «Терем» — «приют души» и с 1901 по 1915 годы ежегодно ездит в Верхнее Поволжье; Блок неоднократно вспоминает свою поездку на Волгу в 1898 году. В 1914 году он с наслаждением слушает рассказы М. Пришвина, вернувшегося из Ярославля, и сам собирается в Царицын. Блок не приемлет города, Кустодиев зовет на простор, на природу, не тронутую дымом фабрик и скрежетом машин. Поэт хотя и задыхается в капиталистическом большом городе, не принимает и провинции, она тоже вызывает в нем резкое неприятие — «глухая провинция — страшный мир».
Кустодиев, отрицающий старую Россию, с годами различает в ней то важное, что не подлежит отрицанию, что нельзя и не надо «переделывать», а, наоборот, к чему надо отнестись с уважением, доверием, что надо постигнуть глубинно — духовные традиции и созидательный опыт народа, где он обнаруживает огромный потенциал творчества. Сейчас мы многое пересмотрели в своем отношении к духовному опыту народа и поняли, что его традиции, обряды, художественное творчество, отношение к земле, природе, к человеку хранят в себе драгоценные зерна жизни, правды и справедливости. Поэтому Кустодиев так современен сейчас. Он как бы передает нашему поколению то, чему сам был свидетель. Блок как поэт и гражданин, как теоретик, предчувствуя необходимость и неизбежность социальных перемен в России, искал в народе ту силу, которая способна осуществить эти перемены, этот революционный взрыв. Но народа он не знал, он теоретически понимал его художественную культуру, представлял ее как поэт, как исследователь, мыслитель, но, живя в Шахматове, он не знал настоящих нужд и надежд народа. Дальше Шахматова поэт в изучении народной жизни не выходил. Если Блок призывает «переделать все», то Кустодиев в своем отношении к жизни более мудр и прозорлив, как показывает наше время. Кустодиев, как и Блок, отрицающий в русской жизни то, что связано с корыстностью и эксплуататорской сущностью «власть имущих», более жизнеустойчив, он не перерезает корни жизни — то, что создано народом. В народной жизни он видит сокровища культуры, традиции жизнеустройства, человеческих отношений и призывает сохранить наиболее значительное и прекрасное.
1 Там же. С. 185.
2 Там же. С. 193.
3 Блок А. Собр. соч. Т. 3. С. 354.
4 Там же. С. 52.
5 Там же. С. 351.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18 |