Кустодиев Боpис Михайлович

Сайт о жизни и творчестве художника

 
   
 
Главная > Биография > Воспоминания > К. Б. Кустодиев. О моем отце

Автопортрет на охоте (Б.М. Кустодиев)

Воспоминания о художнике

Воспоминания о художнике

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10

ИллюстрацияКонстантину Андреевичу очень нравилась «Красавица»; отец написал и подарил ему маленькую картину, на которой изображена спящая купчиха и смотрящий на нее домовой. Написана она была блестяще, как миниатюра. Помню, как Константин Андреевич получал подарок: сидит на тахте в мастерской, держит в руках картину, лицо у него бело-розовое, румянец на щеках, — пристально разглядывает, восхищается техникой выполнения, телом купчихи, освещенным печкой, домовым, драпировкой. Оба увлекаются, много говорят о технике, отец жалеет, что в Академии художеств никто из преподавателей никогда не говорил студентам о технической стороне живописи и поэтому впоследствии, уже будучи мастером, нужно тратить годы на изучение техники, учась в музеях у старых мастеров или у больших современных художников. Вспоминает Цорна, который одним мазком мог обобщить форму, и она свободно, без усилий ложилась на холст. «Как жаль, что в Академии не говорят обо всем этом, а надо бы начать разговор с первого года обучения, например, как смешивать краски, вот хотя бы белила — ведь они делаются белее, если к ним прибавить немного сиены жженой...»

Недели через три после получения этого подарка Сомов пришел с небольшим свертком в руках. Отец разворачивает — маленькая картинка, изображающая пейзаж с радугой и фигурками целующихся маркиза и маркизы. Написана превосходно, особенно небо — радуга так и светится. Отцу картина очень понравилась, в частности ее поверхность, создающая впечатление эмали или фарфора.

Очень любил отец Ивана Васильевича Ершова — известного певца Мариинского театра. Я помню его уже пожилым человеком высокого роста с изумительно красивой головой, посаженной на гордую шею, с широкими плечами и отличной фигурой; руки его, их плавные пластические движения были несказанно выразительны. «Ершов красив, как греческий бог, — говорил отец, — а ведь наш простой казак!» Он знал Ершова давно, в 1908 году писал маслом его портрет и делал скульптуру. Рисовал отец по просьбе Ершова и его дочь. Любил слушать произведения Вагнера в исполнении Ершова, особенно «Зигфрида» и говорил, что слышал много певцов и в России и в Германии, но такого Зигфрида не видел и не слышал. Никто из них не был так пластичен и героичен, ни у кого не было такой слитности образа с музыкой. Нравился Ершов отцу и в «Граде Китеже» Римского-Корсакова, где изображал пьяного Гришку Кутерьму.

В 1921 году отец работал над декорациями для б. Александрийского театра к пьесе А. Н. Островского «Не было ни гроша, да вдруг алтын», где главную роль исполнял Горин-Горяинов, которого отец считал великим актером. Борис Анатольевич так же блестяще исполнял трагическую роль Крутицкого, как и комедийную роль Тарелкина в пьесе «Смерть Тарелкина» или Кречинского. «От трагедии перейти к комедии мало кто мог из наших актеров, — говорил отец, — а вот ему все это нипочем.

Да, талантлив русский народ!» И прибавлял пословицу: «Что русскому здорово — то немцу смерть». Рисовал отец Горин-Горяинова несколько раз, а затем сделал гравюру на линолеуме. Психологически портрет очень похож — тот же ясный взгляд, длинный нос, что-то от Наполеона. Борис Анатольевич обладал тем, что всегда привлекало и интересовало отца в людях,— тонким умом, иронией и умением необыкновенно образно рассказывать. Отец рисовал его каждый раз по два часа; в это время Горин-Горяинов что-нибудь рассказывал, и зачастую отцу приходилось прерывать свою работу от смеха: из глаз шли слезы — настолько образно и ярко Борис Анатольевич изображал своих персонажей. Сам же Б. А. Горин-Горяинов был большим почитателем отца, неизменным его поклонником. Он приобрел все эскизы отца к росписи трактира «Ягодка», находившегося в период нэпа на Троицкой улице. Они были выполнены карандашом и акварелью. Расписывали трактир по этим эскизам Николай Александрович Бенуа, его сестра Анна и я. Росписи получились очень забавными.

С 1917 по 1921 год отец безвыездно прожил в Петрограде. В 1921 году актеры одной из студий МХТ пригласили его в Москву для постановки пьесы Гусева-Оренбургского «Страна отцов» в студии Лазарева. В самом начале мая мы всей семьей выехали в Москву. Железнодорожные билеты нам достал скульптор И. С. 3олотаревский, который, собственно, и устроил эту поездку, сопровождал нас в дороге и жил с нами в Москве. Отца мы носили в кресле со вставленными ручками, превращавшими его в своеобразные носилки.

В Москве мы жили на Садово-Кудрииской, напротив цирка, где некогда помещался ресторан «Альказар». После революции здесь разместилась студия; помещение это имело сцену, несколько подсобных комнат и невероятно большую кухню.

Однажды отцу сообщили, что А. В. Луначарский, узнав, что художник Кустодиев находится в Москве, приедет к нему, так как хочет с ним познакомиться. Был воскресный день, в студии никого не было; родители решили угостить наркома пельменями, которые мать моя — хлебосольная хозяйка и хорошая кулинарка — делала отлично. А. В. Луначарский приехал в три часа дня в открытом автомобиле «Рено». При встрече с отцом он сказал, что счастлив познакомиться с известным народным художником. Завязалась дружественная, интересная беседа. Говорили о эпохе социальных сдвигов, о искусстве, вспоминали заграничные музеи, которые оба хорошо знали. Говорил Луначарский превосходно — живо, образно. Мать пригласила к столу; нарком с удовольствием принял приглашение, сказав, что забыл уже и вкус пельменей, таскаясь за границей по ресторанам. Анатолий Васильевич одет был в черный пиджак, английские полосатые брюки и ослепительно белую крахмальную рубашку с манжетами; на носу поблескивало золотом пенсне. Создавалось впечатление, что это ученый, профессор. У нас в гостях он провел свыше трех часов. Узнав, что отец не в состоянии самостоятельно передвигаться, Анатолий Васильевич пригласил всех нас прокатиться на его автомобиле — посмотреть город, заметив при этом, что отец может по телефону вызывать его автомобиль и совершать прогулки по городу. Я и шофер снесли отца в автомобиль. Луначарский как любезный хозяин сел посредине, а по обе его руки мои родители, чтобы им лучше было видно, я сел с шофером, и мы тронулись в путь. Осмотрели Кремль, Сухареву башню, проехали на Воробьевы горы, вид оттуда был чудесный — заходило солнце, Москва загорелась оранжевым светом, внизу блестел Новодевичий монастырь, а по небу громоздились лиловые тучи.

На обратном пути Анатолий Васильевич сошел около Тверской улицы, а мы поехали к себе в «Альказар»... Этой поездкой, а главное, знакомством с А. В. Луначарским отец был несказанно доволен. Своим знанием и пониманием искусства, своей эрудицией и простотой Луначарский произвел на него незабываемое впечатление. Обещание, данное отцу, Анатолий Васильевич сдержал: за время нашего пребывания в Москве (мы прожили там три недели) он пять раз присылал отцу автомобиль для поездок и ознакомления с городом.

В течение 1920 года к нам часто заходил Федор Иванович Шаляпин; иногда он возил отца в б. Мариинский театр. Их непосредственное знакомство началось в 1919 году в связи с работой отца над эскизами декораций для оперы А. Н. Серова «Вражья сила», в которой Шаляпин был одновременно и режиссером спектакля и исполнителем партии Еремки. С предложением сделать эскизы для этой оперы к отцу приехали по поручению Ф. И. Шаляпина Дворищин и Янишевский. Отец дал согласие, и через несколько дней после этого к нам приехал сам Шаляпин вместе с дирижером Похитоновым. Войдя в мастерскую, Федор Иванович сразу же возбужденно начал рассказывать о своих замыслах. Затем все перешли в гостиную, где Похитонов сел за рояль, а Шаляпин спел почти все партии оперы. Отец сидел с альбомом в руках, тут же делал наброски будущих декораций и обсуждал их с Федором Ивановичем. Так просидели они часа три, а затем расстались, условившись встретиться через неделю; к этому времени отец должен был приготовить черновые эскизы. Он страшно заинтересовался Шаляпиным: после его ухода работал весь вечер и все говорил, что ему очень хотелось бы написать портрет Федора Ивановича, обязательно на фоне русской зимы, на фоне широкой масленицы, но сомневался, что тот согласится позировать из-за своей занятости. Кроме того, отец опасался, что ему не удастся передать всей выразительности лица Шаляпина.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10





 
   
   
 

При перепечатке материалов сайта необходимо размещение ссылки «Кустодиев Борис Михайлович. Сайт художника»