Г. С. Верейский.
Подвиг художника

Борис Михайлович Кустодиев — яркая, своеобразная фигура в нашем искусстве. Его искусству не страшно время; оно имеет свой определенный стиль. Имя Кустодиева прочно вошло в историю русского искусства. Мы говорим о «кустодиевских типах», о «кустодиевской женщине». Волга постоянно заставляет нас вспомнить тот синтез волжской природы, который художник дал во многих своих работах.

Б. М. Кустодиев — один из самых национальных наших художников, проникнутый любовью ко всему характерно русскому, несмотря на широкий диапазон увлечения великими явлениями мирового искусства и на отсутствие у него узкого национализма. «Вы большой, нужный художник... и с русской душой», — говорил ему во время свидания в 1923 году М. В. Нестеров.

С самого начала Великой Октябрьской социалистической революции Кустодиев идет в первых рядах советских художников, принимая активное участие во всех выступлениях советского искусства у нас, а впоследствии и за рубежом.

Мне кажется, что еще мало оценены поиски Кустодиева в создании картины, интересные для нас сейчас, поиски, приводившие художника к ряду счастливых достижений.

Познакомился я с Борисом Михайловичем в 1913 году, когда он преподавал в «Новой художественной мастерской» в Петербурге вместе с А. Остроумовой-Лебедевой и М. Добужинским. Тогда это был еще подвижной, стройный человек, застенчивый, но всегда правдиво высказывавший свое мнение, остроумный собеседник, загоравшийся от разговоров об искусстве, никогда, однако, не выступавший публично.

У Бориса Михайловича начинала все сильнее разрастаться опухоль в спинном мозгу, и в том же, 1913 году ему была сделана операция в Берлине. В 1915 году у Кустодиева отнялись ноги, и он мог лишь с трудом передвигаться на костылях.

Несмотря на тяжелое состояние, он, стоя на костылях, работал над большими полотнами.

Болезнь угрожающе развивалась, пришлось прибегнуть ко второй операции в клинике профессора Цейдлера в Петрограде. Накануне этой операции Борис Михайлович, говоря о том, что исход ее неизвестен, упорно дописывал свой эскиз к коллективному портрету членов «Мира искусства».

После пребывания в клинике Цейдлера Борис Михайлович уже не вставал на ноги и окончательно был прикован к подвижному креслу, которое так хорошо было знакомо всем его друзьям.

Последние годы его жизни были поистине подвигом. Эта жизнь — редкий пример победы творческого горения над немощной плотью, пример того, как искусство, безраздельно владея художником, помогало ему преодолевать тяжелые физические страдания.

Большую радость доставляло Кустодиеву, несмотря на постоянные его страдания, общение с различными видами искусства. С трудом удавалось изредка привозить его в Эрмитаж и Русский музей. Огромное облегчение приносила ему музыка. Сколько радости, например, испытывал он, слушая в 20-х годах Д. Д. Шостаковича, тогда еще мальчика. Я помню, как наслаждался его игрой Борис Михайлович, как он с большой благодарностью прощался с ним и просил почаще приходить к нему играть. Помню также, что много удовольствия получал он й от игры на рояле покойного Д. И. Похитонова.

Своих друзей Борис Михайлович встречал всегда с веселой улыбкой, с добродушной шуткой и горячо вдохновлялся разговорами об искусстве, жадно интересуясь всем, что происходило в этой области. И это, несмотря на то что весь организм его, кроме мозга, сердца и рук, был поражен. Нельзя было не поражаться его силе воли, его неиссякаемой работоспособности.

Искусство Б. М. Кустодиева носит характер радостного утверждения жизни, которому он не изменял до конца своих дней. Те, кто лично знал Бориса Михайловича, не могут, говоря об его многогранном, искусстве, также не вспоминать с глубоким благоговением и преклонением о нем как о человеке.

Воспоминания Г. С. Верейского опубликованы под названием «Борис Михайлович Кустодиев в последние годы жизни» в газете «Московский художник» 15 августа 1958 года. Печатаются с незначительными сокращениями.