Ю. Е. КУСТОДИЕВОЙ

3 апреля 1904, Севилья.

Какой ужас мы сегодня видели на бое быков! Представь себе громадный цирк с небом вместо крыши и с собором, который виден вдали. Арена, посыпанная песком, блестит от яркого солнца. Народу — несколько тысяч — пестрые шали, мантильи, много цветов и самые последние изысканные парижские костюмы. По рядам ходят носильщики холодной воды, то и дело крича «агуа». 4 часа; появился какой-то господин на балконе в средней ложе, махнул платком, заиграла музыка. На арену выехали два герольда в черном, с перьями на шляпах. За ними два матадора с своими «cuadrilla», пикадорами, бандерильосами. Это было очень красиво — все в золотых и серебряных костюмах с разноцветными плащами. Пикадоры с длинными пиками на конях. Затрубили трубы, все встали по своим местам, отворилась дверь, и на арену стремглав выбежал громадный черный с белым бык — пролетел половину арены и остановился, выбирая, на кого броситься. К нему со всех сторон кинулись с плащами и начали его дразнить. Нужно было видеть, как они его ловко закружили и вывертывались со всевозможными фокусами... Потом на него поехали пикадоры. Вот это самое противное и отвратительное. Бык, увидав лошадь, у которой завязаны глаза, кидается на нее и с размаха снизу вверх всаживает ей рога в живот или в бок, поднимает ее вместе с всадником... Пикадор, в то время когда бык уже около лошади, пикой бьет его в шею и делает громадную рану, кровь ручьем бежит по шее. Лошадь [падает] замертво, [ее] оттаскивают, из живота как из фонтана у нее хлещет кровь. — Опять дудят трубы. Это бандерильеры — в руках у каждого по две палочки с острием, которые они должны вонзить [быку] в шею...

Опять целый ряд всяких уловок, выжиданий и быстрых нападений, и в конце концов бык бежит по арене с болтающимися на шее бандерильями. От боли он только поматывает головой и высовывает язык от усталости. Опять трубы. Последний момент — выход матадора со шпагой и красным плащом — он один должен убить быка. Это очень опасно — нужна невероятная ловкость, верный глаз и сила. Он долго дразнит [быка] плащом, стараясь загипнотизировать его красным цветом на несколько секунд... Затем, держа прямо перед собой шпагу, быстро всадил ее по самую рукоятку в шею между лопатками. В цирке прямо вой поднялся — все кричало, хлопало, а бык медленно поворачивал голову несколько мгновений, потом сделал шага два как пьяный и мертвый грохнулся на песок... За этим быком был еще один, еще и еще, было убито 6 быков, — лошадей 8 и много еще ранено. Очень ловко убивал матадор Чико, так красиво, сильно и смело. Молодой, красивый, со всех сторон ему летели цветы, шляпы, веера. Но в одном месте все ахнули, он как-то неосторожно запнулся и упал, и бык его ударил, но только разорвал на нем куртку. Сердце схватывало от всего этого, а когда у лошади вываливались внутренности и она вся тряслась от ужаса, это было страшно и отвратительно. А зрители ничего — всюду оживленные глаза, разгоряченные лица. Много детей, даже на руках! ! Как это все странно и дико! Как все перемешалось у этого народа! Мурильо, с его небесными видениями, Веласкез — спокойный, величавый и очень тонкий художник, утром обедня с дивной музыкой и молитвами, а в 4 часа убийства, с кровью,— ужасно и безжалостно! ! Все это перемешалось вместе.

Когда был убит последний бык, все сорвались со своих мест и кинулись на арену. Быка с криком, гиком потащили, мальчишки пинали его ногами, садились на него. Потом понесли матадора на руках.

Да, все это так сильно, что второй раз не пойдешь смотреть...

ГРМ, ф. 26, ед. хр. 12, лл. 5—7.