Ю. Е. КУСТОДИЕВОЙ

12 мая 1910 [Петербург].

...Я пишу каждый день князя и Таганцеву¹. Сегодня приезжала княгиня смотреть — лицо понравилось, а об остальном, конечно, говорила всякие глупости, вроде [того, что] ручка кресла... по ее мнению, слишком «выделяется», одним словом, все то, что они обыкновенно говорят в подобных случаях. Ведь им нельзя показывать «работу», им надо показывать результаты — конченный порт[рет] в раме. А это только раздражает художника — приходится тоже говорить глупости, что все «напишется» и все «уйдет»! Чувствуешь, что говоришь как мальчишка, а у тех нет сознания, что они пришли к художнику, который «может» и «умеет». Впрочем, я тебе всякие избитые слова пишу, о которых я уж говорил не раз - Ремизов ходит 2 раза в неделю. У Бенуа начал для картины Аргутинского — выходит удачно. Я все больше и больше заинтересовываюсь этой картиной, и если бы мне удалось сделать, как я задумал, она вышла бы страшно интересной. И потом, ты знаешь, Бенуа будет поставлен в необходимость уж о ней-то что-ниб[удь] сказать² — ведь там будут все присные во главе с ним и с [его] супругой... Выходит довольно смешно...

ГРМ, ф. 26, ед. хр. 14, лл. 52, 53.

¹Портрет Е. А. Таганцевой (масло, 1910, местонахождение неизвестно).

²А. Н. Бенуа в течение долгого времени как бы не замечал своеобразия таланта Кустодиева и в своих статьях обходил его молчанием, что задевало самолюбие художника.