1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12

Обе картины дополняют друг друга, их и воспринимать нужно в единстве, так как образная структура обоих полотен выражается в единстве и развитии двух противоположных тем — печальной и радостной, конфликтной и разрешенной, как это часто бывает в народной русской песне.

В первом варианте любовь неразделенная, в другом счастливая; первая картина исполнена скрытого драматизма, вторая говорит о счастливом конце. В варианте 1915 года девушка в темном платье, луг, на котором лежит она, покрыт одуванчиками и ромашкой («любит — не любит»), рядом с ней рябина — символ одиночества (одиночество героини подчеркнуто и весельем молодежи на втором плане), грозовое небо над Волгой проливается дождем (как девичьи слезы).

В варианте 1919 года рябины нет, небо прояснилось, цветы собраны в букет («детинушка, молодой удалец, всю травушку примял, все лазоревы цветочки посрывал» — удовлетворенная любовь), волосы девушки убраны в две косы как у невесты, одета она в светлое и нарядное платье, на лице ее легкая улыбка, а в ногах преданно спит собака (увидеть во сне собаку — к другу), на втором плане теперь влюбленная пара.

В обоих вариантах важное место отведено березе — в народных верованиях, особенно в Верхнем Поволжье, береза была символом любви, брачных отношений — на Троицу и в Семик девушки завивали венки из березы, украшали ее, «кормили» пирогами и яичницей (солярный знак) — этот обряд еще и сейчас живет в районах Костромы и Кинешмы. В обеих картинах девушки изображены на Волге. Река («Волга-реченька широкая...») — поэтический фон, на котором развивается мелодия лирического повествования о любви и счастье. Метафоры и сравнения «Девушки на Волге» связаны с народной лирической песней, в картине «Большевик» (1920) они почерпнуты из русского героического эпоса — рабочий с красным стягом, шагающий через дворцы и церкви, похож на богатыря из русских былин — «где махнет, там станет улица, отмахнется — переулочек».

«Большевик» заставляет вспомнить об Илье Муромце. Но особенно охотно Кустодиев пользуется метафорами и сравнениями, подчеркивающими изобилие, зрелость. В линогравюре «Земляничку я сбирала...» (1926) девушка сравнивается со спелой ягодой, дородные купчихи со сдобным кренделем («Купчихи в Кинешме», 1912), сдобными булками («Чаепитие», 1913); зрелая и пышная красота «Купчихи за чаем» (1918) ассоциируется со зрелой сладостью арбуза.

Но чаще всего женщин Кустодиев сравнивает с розой — розаны на обоях и на стенке сундука в «Красавице» (1915), бумажные розы в «Купчихе с зеркалом» (1920), букет роз во «Встрече у окна» (1921). Афиша с изображением силача Ступина в «Масленице» (1919) перекликается с нагруженной изобильной едой витриной магазина, а в «Христосовании» (1916) яства, которыми уставлен пасхальный стол, изображены на фоне обоев с повторяющимся рогом изобилия.

Купчиха за чаем, фрагмент.

В пользовании сравнениями и метафорами такого рода есть некоторая авторская отчужденность, свойственная образу юмористическому, определенная акцентированность приема, эффект которого известен Кустодиеву как художнику-профессионалу, но сама кустодиевская метафора уходит корнями в народное художественное сознание.

Из фольклора и народного декоративно-прикладного искусства пришли в творчество орнаментальная изукрашенность его полотен, декоративное понимание пространства и формы, сочная насыщенность колорита, смелость сочетаний локально понятого цвета, широта и свобода живописного мазка.

Художник искал это и стремился к этому. «Если меня что привлекает, так это декоративность... В „Ярмарках" начинает что-то новое появляться, именно то, что я хотел и в других вещах видеть», — писал художник¹. От выполненной в академические годы картины «У кружала стрельцы гуляют» (1901), где он еще робко и ученически воспринимает художественное творчество народа (гусляр, дуги, одежда женщины), до «Красавицы» и «Купчихи» (1915) и далее оформление «Блохи» и «Портрет Шаляпина» (1921), все творчество Кустодиева— это этапы все более глубинного постижения мастером художественной культуры народа.

В академической программе «Базар» (1903) — будничном крестьянском торге— все строится на тональных отношениях, серо-черной «серовской» гамме, а через несколько лет в «Ярмарках» и «Деревенском празднике» уже широкая демонстрация тканей, платков, дуг, детских игрушек — праздничное цветение красок, и, наконец, знаменитые кустодиевские «Масленицы» и «Балаганы». Здесь Кустодиеву близок В. Суриков, которого более всех русских мастеров ценил Кустодиев.

Хотя Кустодиев и Суриков разные творческие индивидуальности (один работал в области жанра, другой — исторической живописи, один был связан с прошлым народа, другой с его настоящим, один трагедиен, другой праздничен; Суриков показывает в своих картинах катаклизмы русской истории, Кустодиев бессобытиен), только Кустодиев под стать Сурикову богатырским размахом творчества, своей глубокой народностью.

Вкус народа совершенен. Он отработан вековыми традициями и коллективными исканиями народных художников многих поколений.

Купчиха за чаем. 1918 г.

¹ Б.М. Кустодиев. Письма. Статьи, заметки, интервью. С. 104.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12