|
Письма
Ю. Е. КУСТОДИЕВОЙ
1 апреля [1904]1, от Мадрида до Севильи2.
За один день, Юлик, столько впечатлений, что я до сих пор не могу в себя прийти. Солнце горячее, ослепительное, много людей, странные костюмы, дивные вещи великого Веласкеза — которого мы все-таки успели посмотреть — все это стоит передо мной и сейчас, когда мы едем в Севилью.
Дорога до границы была очень интересная, чудный Биарриц с морем, которое то и дело мы видим у себя под ногами, проезжая из туннеля в туннель. От Биаррица недалеко и до границы — Ирун — где начинается уже Испания. Уже слева видны горы, все в облаках, дождь идет очень сильный. Вот и граница, здесь все чужое, и костюмы и лица, и никто уже не понимает по-французски. Очень смешные жандармы в каких-то коробках из клеенки на головах. Вагоны очень плохие; во время дождя, который нас преследовал почти до самого Мадрида... сверху капала вода.
Поезд тронулся, и мы стали переезжать Пиренеи. Скалы громадные, отвесные над дорогой, а выше, очень высоко — снег; это было удивительно интересно. На станциях в вагон к нам садились испанцы с пледами и в плащах; особенно [запомнился] один, черный, с высохшим лицом, на голове красный платок и берет. Холод был страшный — в вагоне 10 человек, и мы, конечно, не могли спать, а сидя дремали. Перед Мадридом пейзаж переменился — пустыня, далекая, серая, почти без зелени, с гранитными скалами, что-то дикое и суровое... А вот и Мадрид. Узкие улицы, опять толпа, все в черном, мантильи, плащи. От солнца больно глазам — и это в 9 часов утра! Пока ходили по городу, было уже 10 часов, и мы пошли в музей. Там так много интересного (мы прошли только две залы).
...После обеда пошли на «Puerta del Sol», площадь, на которую звездой сходится много улиц. Вся площадь запружена народом — очень много красивых лиц, на голове и груди цветы, высокий гребень ловко вставлен в голову, черные и белые мантильи очень красиво лежат около лица. Вечером мы уехали в Севилью.
2 апреля, Севилья.
Утром... все кругом изменилось — всюду зеленые деревья, многие уже отцвели, по дороге кактусы и пальмы, местами около домов деревья с ярко-золотыми апельсинами. Совершенно белые дома блестят на солнце. Перед Севильей проехали какой-то громадный замок на огромной скале — башни, стены — все это полуразрушено, но... еще очень грандиозно. Севилья! Мы с волненьем подъезжали к ней, предчувствуя очень, очень много интересного; и вот, Юлик, я... много видал интересного и необычайного, но то, что я видел вчера и сегодня, нельзя ни рассказать, ни описать. Это какая-то волшебная сказка! Кое-как дошли до гостиницы — кругом нас собралась толпа оборванцев и мальчишек, которые дергали нас со всех сторон и тащили куда-то наши вещи, мы отбивались и, кое-как выбравшись на соседнюю улицу, встретили француза, который нам объяснил, где и какие гостиницы. Наудачу остановились в одной (Venecia Riosa № 17), за 6 песет (немного меньше фр[анка]) с человека. Нам дали довольно большую комнату, две кровати...
В середине дворик крытый, с колоннами и мавританскими арками, зелень, цветы. Сейчас же мы побежали смотреть процессию — оказалось, что мы поспели только-только — процессия была уже последний день (пятница3) и мы ее случайно застали. По узким улицам, запруженным народом, очень медленно двигаются всевозможные изображения страстей Христа, все это очень богато, на серебряных подставках, в парче с золотом и цветами. Громадные балдахины с богородицей, кресты, [орудия] пытки... кругом фигуры все в черном, в высоких колпаках с капюшонами на лицах и двумя отверстиями для глаз, с крестами различного цвета на груди и высокими свечами. Трубачи, оркестры музыки, дети, Мария Магдалина, представители от всяких учреждений — все это идет и идет по городу до 12 часов ночи с 4-х дня; это такая картина, которую я никогда не забуду. Особенно красиво вечером, когда все балконы сплошь усеяны испанками с веерами, все в черном! Поздно вечером мы пошли к собору. Колоссальные стены уходили куда-то высоко в черно-синее небо, все усеянное звездами, на ступенях... народ, на улице на стульях все сидят сплошной массой... Карнизы колонн, очень высоко, — усеяны мальчишками, которые забрались даже на громадные решетки около главных ворот; и все это кричит, поет вместе с музыкой и глухим боем барабанов.
Вошли в собор4. Темный, огромный, кое-где свечи, и опять внизу у колонн прямо на полу сидят люди в черном. Кончилась процессия... очень поздно — мы легли часов около 12-и и все еще слышали шум, музыку и барабаны. Утром сегодня пошли в собор — там шла какая-то служба, гремел орган, пел хор и играл оркестр — а сам собор уходил куда-то ввысь, с кружевными потолками, с чудными окнами, через цветные стекла которых шли столбы солнечного света, чудная решетка перед главным алтарем, темные бархатные занавеси с золотом, с потолка до самого низу — все это так было красиво, что я без волнения не мог на это смотреть. Это гораздо грандиознее «Notre Dame», совершенно своеобразная и вместе с тем простая постройка. Рядом с собором старинная биржа, внутри двор с колоннадой и статуя Христофора Колумба над фонтаном. Тут же у собора знаменитый Аль-казар — бывший дворец мавров с пристройками испанских королей.
Дворец очень интересный, с массой орнаментики на потолках, [с массой] разных деревянных дверей и изразцов. Во дворах фонтаны, за дворцом чудные сады с пальмами, апельсиновыми деревьями, массой роз, ирисов еще каких-то [цветов], которые я видел в первый раз; фонтаны, статуи — все это играет и блестит на солнце. Конечно, я ничего не делаю в альбом, потому что еле успеваю все осмотреть — здесь что ни улица, то какая-нибудь неожиданность, а улицы есть такие, что вдвоем пройти нельзя — дома очень своеобразной архитектуры, все с балконами, окна с решетками. Потом ходили на другую сторону Гвадалквивира — там тоже все иначе, чем в городе. Вечером сидели перед памятником Веласкезу, который очень интересен — стоит на колонне, с палитрой и кистью, в очень красивом костюме. И какая разница между жизнью на улицах вчера и сегодня. Вчера — это что-то удивительное, поражающее, сегодня — все как всегда, и даже пусто, не оживленно. По городу сейчас (ночью) ходят сторожа в плащах с длинными копьями и фонарями, совсем как в опере. И службы почему-то сейчас (12 ч[асов] ночи) нет — у нас ведь обыкновенно в это время самое торжество. Завтра, кажется, бой быков — конечно, собираемся идти. При первой же возможности, дорогая Юлик, мы с тобой это все посмотрим — уж очень все это красиво!
Как вы с Кирильком5 поживаете, представь себе, я соскучился по нем, с таким бы удовольствием его, толстягу, подержал на руках и поцеловал... в щечку. Водишь ли его гулять? Как себя чувствуешь — не скучно ли без меня? Целую вас обоих очень много раз.
Твой Борис.
Поклон сожителям нашим.
ГРМ, ф. 26, ед. хр. 12, лл. 1—4.
1Датируется по содержанию.
2Во время заграничного пенсионерства, когда Кустодиев с семьей жил в Париже, он вместе с художником П. Д. Шмаровым совершил двухнедельную поездку по Испании.
3Кустодиев описывает предпасхальные религиозные процессии, которые заканчивались в так называемую страстную пятницу. Этому посвящена картина «Севилья. Страстная пятница» (масло, 1904, частное собрание в Ленинграде).
4Кафедральный собор в Севилье — одна из крупнейших готических построек. Внутри собора много картин Мурильо и памятник на могиле сына Колумба.
5Сын Кустодиева Кирилл.
|