1-2-3

Думая о Борисе Михайловиче Кустодиеве, невольно вспоминаешь его произведения, а у него так много их, все они тесно связаны с ним, не отделимы от него. Он был всегда жаден до работы, ему мало было написать картину, сделать постановку в театре, он не останавливался на этом и делал вновь один или несколько вариантов. Наряду с большими достижениями в области живописи, он создал множество очень удачных произведений в технике рисунка, гравюры, литографии и в скульптуре. У него есть большие достижения и в театральных постановках, и в иллюстрациях, в портретах, пейзажах и жанрах. Как поэтичны и значительны, например, его работы к «Грозе» А. Н. Островского, «Смерти Пазухина» M. Е. Салтыкова-Щедрина, «Блохе» Е. И. Замятина, иллюстрации к «Штопальщику» Н. С. Лескова к и другим произведениям русских писателей.

У Кустодиева картина всегда населена людьми и наполнена всем, что окружает их в жизни, невольно напоминая этим произведения старых голландцев. В его многочисленных «Ярмарках», «Праздниках в деревне», «Гуляньях на Волге», «Масленицах», «Балаганах» царит оживление, часто мы видим праздничную толпу. Казалось, в его воображении эти темы должны быть исчерпаны, а он пишет все новые вариации этих картин, рисует и создает прекрасные театральные декорации.

Его картина всегда рассказ. Кустодиев любил наблюдать людей и рассказывать о них в своих произведениях, при этом всегда в живом окружении природы или их бытовой обстановке. Часто его одолевала жадность рассказать как можно больше в одной картине, даже в картине, казалось бы, с весьма ограниченной темой, как, например, в «Голубом домике» 1920 года, где художником показаны многочисленные сцены, характеризующие все этапы человеческой жизни. Тот же сложный рассказ в картине «Осень» 1919 года и многих других. Часто можно наблюдать, как он привлекает зрителя к своей картине, заинтересовывая какой-нибудь одной сценой. Зритель рассматривает ее, затем переводит взгляд на соседнюю сцену, которая еще больше притягивает его внимание, и так смотрит он сцену за сценой, пока не отойдет несколько от произведения, чтобы обнять взглядом всю пеструю картину жизни одновременно вместе со всем ее красочным окружением. Кажется, что художник не спеша водит зрителя по картине, рассказывая ему об изображенном.

Много увлечений и влияний отразилось в начале творческого пути Кустодиева, однако уже начиная с картин «Ярмарка» 1906 года, «Праздник в деревне» 1907 года и «Ярмарка» 1908 года (все три — темпера), находящихся в настоящее время в Третьяковской галерее, все больше и больше выявляется самобытный кустодиевский национальный стиль.

Пожалуй, только в портретном искусстве Кустодиева не установился определенный стиль почти до последних его работ в этой области. В зрелую пору творчества увлечения Кустодиева были иными, чем в академические годы (о чем упоминалось выше), и тоже разные. В поисках национальной техники портретной живописи он обращался к мастерам русского искусства первой половины XIX века, и в первую очередь к Венецианову, увлекаясь гладкой поверхностью живописи. Следуя новым своим исканиям и преодолевая возникавшие технические трудности, Кустодиев создал в 20-х годах ряд значительных портретов, как, например, Ю. Е. Кустодиевой и О. И. Шимановской, в которых достиг мягкой, прозрачной и в то же время компактной поверхности, а живописную технику довел до значительного совершенства. Однако ему не удалось создать портрета более значительного и оригинального, нежели портрет Шаляпина, такого настоящего кустодиевского русского портрета, удачного как по стилю, так и в отношении образной характеристики. Стиль этого портрета возник у Кустодиева в процессе работы над картинами, особенно над однофигурными полотнами его «купчих». Нельзя забывать, конечно, и его автопортрета 1912 года, находящегося в галерее Уффици во Флоренции. Здесь линия русского кустодиевского портрета примыкает к портретам Сурикова, В. Васнецова и Рябушкина, а не к портретам первой половины XIX столетия. Здесь Кустодиев нашел опять-таки свой оригинальный стиль, ни на кого не похожий.

Еще в первые годы нашего знакомства Кустодиев просил меня позировать для портрета. Но лишь в 1922 году, когда мы однажды сидели, беседуя, в его мастерской, он неожиданно сказал: «Посидите так, я нарисую вас», — и тут же, взяв небольшой лист бумаги, глядя на меня исподлобья, стал ваткой, накрученной на спичку, набирать пыльцу натертого карандаша и рисовать ею без контура. Наметив таким образом общую форму, он взял карандаш и принялся доканчивать рисунок. Не доведя его до конца, он слегка тронул сангиной. Не помню теперь, кто нам помешал, но сеанс был прерван. Этот рисунок вскоре приобрел для своей коллекции И. И. Бродский¹.

Воспоминания П. И. Нерадовского написаны в 1959 году для настоящего сборника. С незначительными изменениями опубликованы под названием «Воспоминания о Борисе Михайловиче Кустодиеве» в книге П. И. Нерадовского «Из жизни художника». Л., «Художник РСФСР», 1965, стр. 82—92.

¹ Портрет П. И. Нерадовского (карандаш, сангина, 1922, Музей-квартира И. И. Бродского).

1-2-3