1-2

Изображение молодого, крепкого тела, несокрушимого здоровья (здоровья, которым так жестоко обделен был сам художник) перенес Кустодиев и в свои советские жанры.

Его красноармейцы, военморы, рабочие, комсомолки, ядреные, „кровь с молоком", деревенские бабы олицетворяют трудовое жизнерадостное мироощущение, сознание силы и бодрости в строительстве новой жизни.

В графике Кустодиева излюбленные им сюжеты обесцвечены, сведены к сочетанию черного и белого, лежащему в самой основе книги (исключение составляют детские книги Кустодиева¹, плакаты и календари), но все типичные их черты налицо, и, за редкими исключениями, художник узнаваем в каждой своей работе, будь это тщательно разработанная графическая композиция или самый небрежный рисунок.

Конечно, наиболее интересны в этой области те работы, в которых художник „похож на себя", верен своей художнической присяге.

Графика Кустодиева распадается по своей технике на три группы:

1) рисунки пером, предназначенные для книги, для цинкографического воспроизведения,

2) рисунки карандашом, предназначенные для литографии²,

3) гравюры на дереве и линолеуме.

К нашей теме ближайшим образом относится перовая графика, так как все работы Кустодиева, сделанные для Госиздата, относятся именно к этой манере. Кисть служила ему в этих работах только некоторым подспорьем (например, для заливки шрифтов), но самостоятельной роли не играла.

Большие (может быть, наибольшие) удачи были у Кустодиева в области литографии, свидетельством чего служат издания „Шесть стихотворений Некрасова" (изд. „Аквилон"), „Шестнадцать автолитографий" (изд. Ком. попул. худож. изданий).

Наконец, в самое последнее время художник немало занимался гравированием по дереву и линолеуму: работы его в этом направлении, показанные в 1927 г. на выставке в Русскоммузее, проникнуты тою же любовью к национальному жанру и пейзажу, какая свойственна его творчеству в целом³.

Превосходный портретист, Кустодиев перенес портретные задачи и в графику: им литографированы портреты В. Шишкова, С. Подъячева, автопортрет и др., гравированы портреты Н.Ф. Монахова, Корвин-Круковского и пр.; кроме того, сделано много портретных зарисовок пером.

Техника перовых рисунков Кустодиева достаточно четка и хорошо поддается воспроизведению, но в ней нет тех признаков „геометризации рисунка", какие свойственны декоративной графике: мы не найдем здесь ни строго-параллельных линий, ни равномерного пунктира, ни планиметрической трактовки формы.

Рисунки Кустодиева сделаны довольно ровным и отчетливым, но не сухим, не монотонным шрифтом; тени проложены не параллельными линиями, не точной сеткой и не однородным пунктиром, как это делают графики-каллиграфы: все эти приемы у него оживлены, они значительно более непринужденны по сравнению с обычной каллиграфической манерой.

И это не только потому, что живописцу трудно конкурировать в смысле технического совершенства графических работ со специалистами-графиками (в роде, например, Чехонина, достигающего столь изумительной тонкости в фактуре), но и потому, что прирожденному живописцу претит чрезмерная засушенность и вылощенность рисунка.

Кустодиев слишком хорошо чувствовал мир и сочувствовал миру для того, чтобы замкнуться в отвлеченное „украшательство" книги. У него было свое мировоззрение, он умел мыслить образами и, конечно, не мог бы удовлетвориться каллиграфическим мастерством, в котором технический навык и внешняя изобретательность часто избавляют от необходимости думать и чувствовать.

Кроме техники смешанного типа (линия, штриховка, пунктир, небольшие заливки), Кустодиев работал и в другой манере, но значительно реже: он применял иногда так называемый „проволочный" рисунок и чистый силуэт.

Представитель „Мира Искусства" (хотя и поздний), Кустодиев в своей графике резко отличается от своих собратьев по художническому объединению; насколько он самобытен и ни на кого не похож в живописи, настолько же своеобразен и его графический почерк.

Если в ранних своих работах, например, в рисунке к „Календарю русской революции", изд. „Шиповник", 1905 г., и т. п., Кустодиев еще находился под влиянием стилистических исканий графиков „Мира Искусства", то в эпоху полной художественной зрелости он уже совершенно от них освободился.

Цветная графика в том смысле, как ее обычно понимают художники книги, осталась Кустодиеву чужда: он чаще создавал не рисунок красками, а раскрашенный рисунок.

Плакат Кустодиев понимал как увеличенную иллюстрацию, а не как синтетическое упрощение, не как лаконическую композицию, состоящую из гомогенных пятен.

Календарные стенки и журнальные обложки (последние у него были далеко не всегда удачны) он предпочитал трактовать чисто живописно: это, в подавляющем большинстве случаев, цветистые картинки, очень близкие к станковым работам мастера.

Особенно интересны и характерны работы Кустодиева, исполненные в манере лубка, и нужно пожалеть, что в этом направлении художнику не довелось углубиться в работу: Кустодиев был одним из немногих мастеров, способных возродить русскую народную картинку.

¹ Напр., „Детям о Ленине", „Джимми Джой в гости к пионерам" Лидии Лесной, „Чудеса" и „Приключения стола и стула" С. Маршака и др.

² Большинство литографий Кустодиева нельзя, в сущности, считать авто-литографиями, так как художник делал их на корнпапире, а не непосред¬ственно на камне.

³ Не останавливаюсь здесь на гравюрном творчестве Кустодиева: во-первых, потому, что оно не имеет отношения к Госиздату (а этот очерк представляет собой, согласно желанию издательства, как бы венок от Госиздата на могилу Кустодиева и касается преимущественно работ художника для Госиздата); во-вторых, потому, что граверному творчеству Кустодиева почти целиком посвящен второй выпуск „Гравюры на дереве" (изд. Ком. поп. худ. изд.). Э. Г.

1-2