1-2-3

II

В калейдоскопе встреч, наполняющих день за днем, всякие мелькают образы: тревожные, жуткие, мрачные, радостные и, чаще всего, «никакие», так, человеческие «промельки», пустые места».

Встречи с Борисом Михайловичей оставляли прочный след в памяти и всегда благостное, умиротворяющее впечатление. Пример человека, так стойко переносящего тяжелую болезнь, как бы уменьшал остроту житейских невзгод, делал их менее значительными. Именно благостное а не жалкое впечатление производил этот прикованный ж креслу человек, находивший в труде нескончаемый источник утешения, Его энтузиазм заражал, и казалось, что в самом деле искусство способно дать забвение всех тревог и утолить все боли.

Встречи с Борисом Михайловичем... Просторная, светлая комната, где со стен смотрят такие знакомые красочные, жизнерадостные полотна: пышнотелая красавица русская; нежно-зеленые и голубые пейзажи; эскизы «Блохи»; портрет Волошина, похожего на плохое изображение Зевса. На шкафу — бюст Добужинского. На мольберте - неоконченный холст. Посреди комнаты за мольбертом или у окна а кресле на колесах художник. Внимательный, улыбчивый. Слабый, слегка сиповатый голос. Первое к постоянное впечатление: весь он мягкий, округленный, «сырой». В последние годы его черты приобрели некоторую одутловатость, отечность, какая бывает у людей, долго живущих взаперти или (Борис Михайлович выезжал иногда на прогулку, а театр, в кино, даже за город) ведущих исключительно сидячий образ жизни. Прежде, с бородою, он имел сходство с московским купчиком: есть такой, совсем «купеческий» автопортрет в шубе и меховой шапке. Без бороды Борис Михаилович казался моложе и утратил «замоскворецкий» стиль, но борода была ему к лицу.

Во всех беседах, какие приходилось с ним вести, никогда не замечал я ни тени самолюбования, ни малейшего самомнения. О некоторых вещах своих он говорил с любовью, но без наивного восторга, свойственного художникам. Хочется вспомнить каждую мелочь, каждую черту внешности, подробности разговора, застенчивую эту улыбку, нерешительные и добродушные интонации... Борис Михайлович — в домашней куртке, ноги закутаны в плед. На маленьком столике—дощечке, прилаженной к креслу, — гильзы, табак. Борис Михайлович набивает папиросу, вставляет ее в мундштук, курит, щурится от дыма; если он не курил, то скрещивал руки на груди или вертел в руках спичечную коробку, карандаш. Но это были короткие периоды отдыха на время беседы, обычно же художник был почти непрерывно занят работой. Приезжая к нему по делам Госиздата или «просто так», я неизменно заставал его за мольбертом или с листом бумаги на столике; раз или два — за клейкою макета для театра.

Беседы наши... О чем? — О последних событиях в искусстве, о новых книгах, о художниках, о театральных постановках, о фарфоре, о гравюрах. Незадолго до смерти Борис Михайлович сделал ряд линогравюр, очень ему удавшихся и прекрасно выражающих основной дух его творчества.

Художник, много поработавший в портретном искусстве, не мог не интересоваться проблемой портрета в принципиальном плане. Будучи в своих портретах «натуралистом», Кустодиев был, однако, противником точного копирования модели.

«Если требовать от портрета известного синтеза, если он должен быть суммой всех сторон характера и деятельности данного лица, то можно ли требовать от художника совершенной объективности? — говорил он. — Всякий синтез будет субъективен».

Помню, я привел мнение Розанова о том, что человек не всегда одинаково «похож на себя», что бывают в жизни моменты, когда человек более всего «в фокусе». Борис Михайлович с живостью присоединился к этому мнению. «В самом деле, в жизни каждого человека есть момент, когда в его внешности в полной мере выражена его душевная сущность. Человек интереснее всего в зените своей жизни, в период развертывания всех своих сил и способностей. Вспомним, как незначительны юношеские портреты Серова, Врубеля и других. Часто ранние портреты выдающихся людей производят впечатление как будто неуклюжести, незаконченности, просто глуповатости; это оттого, что внешность еще не сформировалась окончательно, человек еще не совсем нашел себя, лицо его не в „зените" биографии».

К проблеме портрета, всегда меня занимавшей, мы не раз возвращались в беседах с Кустодиевым. Вспоминаю, что Борис Михайлович решительно настаивал на том, что так называемое «сходство» часто толкуется неверно. «Похожий портрет, — утверждает художник, — это такой портрет, который внутренно похож, который дает представление о душевной сути данного человека. И тут нужно предоставить художнику выражать свое понимание этой сути. Иначе незачем обращаться к живописцу, а нужно идти к фотографу».

В качестве заведовавшего в 1924 году художественной частью Ленгиза мне приходилось заказывать Кустодиеву различные графические работы. Борис Михайлович всегда охотно брался за них, но всякий раз, когда нужно было исполнить обложку, тяготился необходимостью делать шрифт. Отличный рисовальщик, Кустодиев не был шрифтовиком-каллиграфом, и ему плохо удавались надписи. Они отнимали у него много времени и требовали изрядного напряжения. Однажды Борис Михайлович просил меня достать ему образцы типографских шрифтов, путем копирования которых он собирался научиться твердому рисованию надписей. Я пытался убедить его, что большинство наших типографских шрифтов очень плохи и что едва ли можно найти лучшие образцы, чем шрифты старинных немецких граверов или шрифты изданий XVIII и начала XIX века. Он, кажется, согласился с этими доводами, но не «учиться» же графике давно установившемуся живописцу? Словом, реальных последствий эти намерения не имели.

В 1924 году Борис Михайлович работал над большой серией иллюстраций к биографии Ленина для московского Госиздата¹. Приблизительно одновременно Ленгиз предпринял издание книги 3. И. Лилиной «Ленин и юные ленинцы». На совещании с т. Лилиной и Д. Н. Ангертом я предложил поручить эту работу Кустодиеву. Предложение было принято, и на следующий же день я передал его Борису Михайловичу. Работа была срочная, и эта срочность весьма смущала его. «Вот всегда так, — говорил он сокрушенно, — нас торопят, приходится спешить и, конечно, это отражается на качестве работы. Потом упрекают художника в халтурном отношении к поставленной перед ним задаче...» И Кустодиев стал рассказывать о трудности иллюстрирования биографии Ленина.

«Я хорошо сознаю всю ответственность и всю важность этой работы. К сожалению, мне не довелось писать Ленина с натуры, и потому мне приходится создавать иллюстрации к книгам о Ленине исключительно на основании фотографического материала. Прежде всего, необходимо выбрать из разнообразных снимков наиболее достоверные, а человеку, не видевшему Ленина, сделать такой выбор особенно трудно. Все фотографии можно разделить на две группы — снимки случайного характера, моментальные, и снимки, сделанные, когда Ленин позировал. Кроме того, нужно считаться с хронологическим подразделением снимков: между фотографиями, снятыми до 1917 года, и фотографиями 1917—1921 годов очень большая разница. Еще большая разница между этими снимками и теми, которые были сделаны в период болезни Ленина.

Самое же существенное в вопросе о портретах Ленина — это то или иное задание, данное портретисту. Ленин-ученый — одно лицо; Ленин-агитатор, говорящий речь на площади, — другое лицо и т. д. Работая над иллюстрациями к книге „Детям о Ленине", я в некоторых случаях считал необходимым точно копировать те фотографические портреты, которые были у меня под рукой. Так, мною был скопирован портрет Ленина в детском возрасте...

Когда рисуешь портреты Ленина, испытываешь потребность увидеть его в кинематографе. Простая фотография не передает конструкции головы, жестикуляцию, мимику. Хочется почувствовать объем, получить скульптурное представление о фигуре. И приходится мысленно дополнять фотографию, воссоздавать недостающее, а это всегда сопряжено с риском погрешить против действительности»².

Кроме иллюстраций к биографии В. И. Ленина, изданных Госиздатом в Москве (они были воспроизведены в красках довольно скверно) и в Ленинграде, Борис Михайлович исполнил по заказу Комитета популяризации художественных изданий четыре рисунка для почтовой бумаги: портрет В. И. Ленина, окруженный эмблемами; В. И. Ленин, пишущий за столом; В. И. Ленин, принимающий парад на площади; В. И. Ленин на трибуне³.

¹ Речь идет о сборнике «Детям о Ленине».
² На основе этих высказываний художника Голлербахом была подготовлена статья «О портретах Ленина», авторизованная Кустодиевым («Подписываюсь под ней обеими руками», — пишет он Голлербаху 15 декабря 1924 года. Отдел рукописей ГПБ, фонд Голлербаха, ед. хр. 114, л. 1). Статья предназначалась для сборника, намечавшегося к изданию Ленгизом. Краткие выдержки из высказываний Кустодиева о портретах В. И. Ленина опубликованы Голлербахом в статье «Художники о Ленине» («Красная газета», 1927, 14 сентября, веч. выпуск).
³ Перечисленные силуэты для «траурной» почтовой бумаги выполнены в 1924 году и тогда же изданы.

1-2-3