|
|
1-2
Но в «Записных книжках» Блока имя Б.М. Кустодиева упоминается шестнадцать раз:
«14 февраля 1914 — Кустодиев звонил. Хочет лепить бюст».
«25 февраля — В 8-м часу к Бор. Мих. Куст.».
«27 февраля — Вечером к Кустодиеву — 3 1/2 ч. позировал стоя и не устал. Вымазался пластилином». «5 марта — У Кустодиева — до полночи».
«8 марта — За обедом — Ремизов и Садовский, с ними — к Кустодиеву (ему книги)».
«12 марта — К Кустодиеву вечером».
«16 марта — К Кустодиеву».
«20 марта — К Кустодиеву».
«23 марта — К Кустодиеву (ему — наш третий сборник и две детские книжки — третий сборник „Сирин", и „Сказки", и „Круглый год")».
«29 марта — К Б.М. Кустодиеву. Телефон от нее [Л.А. Дельмас] к Кустодиеву (ему „Снежная маска")». «3 апреля — К Б.М. Кустодиеву». «12 апреля — К Б.М. Кустодиеву». «15 апреля — К Б.М. Кустодиеву». «19 апреля — ... Я захожу к маме, с ней к Кустодиеву».
«26 апреля — Умер отец Виши Грека... К Кустодиеву. Почти болен перед Кустодиевым. Гроза».
«8 мая — К Б.М. Кустодиеву. У Кустодиевых нависла тяжесть — жена, дети. Домой в 12-м часу... »
17 мая Блок снова пишет матери: «С Кустодиевым мы расстались до осени». Все записи Блока о Кустодиеве 1914 года относятся к позированию Блока для его скульптурного портрета.
В 1911 году Кустодиеву, тогда уже академику, чиновным начальством в связи со столетием Александровского лицея был заказан скульптурный портрет царя. Почему и по чьей коварной указке именно автору «Олимпа», серии ядовитейших карикатур - гротесков на государственных чиновников России, был заказан этот портрет, сейчас трудно установить. Возможно, В.Н. Коковцовым, которому в «Олимпе» тоже досталась своя доля сарказма Кустодиева. Коковцов — министр финансов, председатель кабинета министров (1911 — 1914) был в комиссии по созданию портрета царя. Но царская милость пала именно на Кустодиева, хотя вкусы художника и его высочайшей модели явно расходились.
В скульптуре Кустодиев начал работать в 1908 году. Его портреты выполнены в той импрессионистической манере, в которой в начале века в русской скульптуре работали Голубкина, Аронсон, Волнухин, Андреев, а «Государю императору угодно было высказать, что он предпочитает скульптурные портреты отчетливо сделанные, без резких контуров» (разрядка моя.— В. Д. ). В изданной по этому поводу книге говорилось, что «Милостивое снисхождение Государя Императора вдохновляло ваятеля1. Сам же «ваятель» 12 февраля 1911 года писал в Кострому своему близкому другу Рязановскому: «Ездил в Царское 12 раз: был чрезвычайно милостиво принят, даже до удивления — может быть, у них это теперь в моде — „обласкивать", как раньше „облаивали". Много беседовали — конечно, не о политике (чего очень боялись мои заказчики), а так, по искусству больше— но просветить его не удалось — безнадежен, увы... Что еще хорошо — стариной интересуется, не знаю только, глубоко или так—„из-за жеста". Враг новшеств, и импрессионизм смешивает с революцией: „импрессионизм и я — несовместимы", это его фраза. И все в таком роде»2.
Царь изъявил желание позировать художнику в гусарском костюме. Царь-самодержец выглядит в портрете Кустодиева совершенно безликим, что будто подтверждает характеристику, данную ему художником в своем письме. Хотя портрет выполнен подчеркнуто бесстрастно (в бронзе и мраморе), безо всякого «нажима», он воспринимается как заключительный аккорд к «Олимпу».
Но что окончательно переводит этот эпизод в парадоксально-иронический план, так это предложение, полученное Кустодиевым во время позирования царя, сделать монументальный портрет Николая II для Государственного совета.
«Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно... » На Кустодиева эта работа, нервное напряжение, раздражение и злоба с ней связанные, оказали разрушающее действие — вызвали первую вспышку таившейся в нем болезни. Заболевание было столь серьезным, что художник вынужден был прервать работу для лечения в Швейцарии. Блок, работавший в то время над «Возмездием», должен был с особенной страстью выслушать «свидетельские» показания Кустодиева, творившего свой суд над самодержавием — суд художника. Суд Блока был также взыскателен и непримирим.
В те годы, дальние, глухие,
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простер совиные крыла,
И не было ни дня, ни ночи,
А только — тень огромных крыл...3.
Но это было еще начало его личного, блоковского суда над самодержавием — поэт будет судить его еще как свидетель, будучи членом Чрезвычайной следственной комиссии, учрежденной Временным правительством для рассмотрения деятельности царских министров и чиновников в мае 1917 года (Блок вел дневник следствия), и неподкупным судом творчества в своей поэме «Двенадцать».
1 Цит. по: Бюст Государя императора Николая Александровича и императора Александра I в Императорском Александровском музее. СПб., 1911. С. 10.
2 Б.М. Кустодиев. С. 115.
3 Блок А. Собр. соч.: В 8 т. Л., 1961 — 1964. Т. 3. С. 328.
Следующий раздел
1-2 |