«Красавица» Кустодиева

Из отзывов и воспоминаний современников

Кустодиев К.Б., сын художника

В апреле 1915 года мы переехали на Введенскую, где была мастерская с двумя большими окнами, выходящими на улицу ...

Вскоре отец принялся здесь за работу над картиной "Красавица", явившейся своеобразным итогом исканий собственного стиля, начатых еще в 1912 году.

Основой для картины послужил рисунок карандашом и сангиной, сделанный с натуры (позировала актриса МХТ Ш). С натуры написано и пуховое одеяло, которое мама подарила отцу в день рождения.

Он работал над картиной ежедневно, начинал в шесть-семь часов утра и работал весь день.

В десятых числах мая мои мать и сестра уехали в "Терем", и мы остались вдвоем. Как-то бабушка, жившая в то лето в Петербурге, принесла нам три гипсовые фигурки, купленные на Сытном рынке. Они отцу очень понравились, и он вписал их в картину (на комоде, справа). Дома у нас хранилась чудесная старинная стенка сундука с росписью по железу - на черном фоне красные розы в вазе. Отец воспользовался и этим мотивом для yзоров на сундуке, хотя цвет и изменил.

Анализ искусствоведов

Из монографии В.Володарского

В том же 1915 году Кустодиев завершил окончательное формирование своего стиля картиной "Красавица". Он раскрыл здесь традиционные вкусы в образе, окрашенном одновременно и любованием, и эротикой, и иронией, изобразив не просто полную, а на сей раз особенно пышнотелую женщину. Полусидя, полулежа на постели, она, подобно "Венере Урбинской" Тициана, спокойно взирает на то, как воспринимает ее зритель. Эта обезоруживающая откровенность помогает перевести образ из почти двусмысленной ситуации в сферу эстетического. Кустодиев с наслаждением передал сходство нежной и гладкой розовой кожи своей модели с цветом и гладкостью атласного одеяла, обшитого кружевами, сопоставляя крупные округлые формы женского тела с мягкостью пуховых подушек и складок одеяла. Вся атмосфера алькова с обоями на стене, украшенными розанами, с расписной нарядной нижней стенкой постели, мягким пуфиком под ногой женщины, с фигурками (в другом варианте - цветами и украшениями) на комоде, вызывает ощущение чувственно-сонной, сладкой, расслабляюще-спокойной жизни, олицетворением которой являются кустодиевская красавица и привычная ей среда.

Из монографии В.Круглова

Задачи синтеза волновали автора в картинах "Красавица" и "Русская Венера", отмеченных гипертрофией форм и цвета, в равной степени серьезных и ироничных. Дебелая, золотоволосая, ясноглазая после сна "красавица", стыдливо прикрывающая грудь, изображена покидающей мягкую перину на расписном кованом сундуке. Пышнотелая, со свежей кожей и красивыми волосами, она спокойно взирает на мир, воплощая народное представление о здоровой красоте, о том, какой должна быть купчиха. Интерьер с мебелью, нежно-розовым одеялом и кружевными наволочками, дорогой сундук, нежно-голубые обои с букетами и гирляндами роз воплощают народное представление о достатке. В этом произведении, как и в работе "Русская Венера", мастер силой таланта создал новую, живущую по своим законам художественную реальность, отмеченную чертами неоромантизма, также похожую и непохожую на жизнь, как похожи и не похожи на живые цветы букеты на сундуке и стене. Силой таланта пестрые краски натуры преображены в новые, чарующие гармонии. Тонко и изысканно написанная картина богата по фактуре, бесконечно интересна для глаза в том, как искусно переданы различные, наполняющие комнату материалы и самая большая драгоценность - тело женщины.

Из монографии И.В.Раздобреевой

В 1915 году художник свою знаменитую "Красавицу" (неоднократно повторяемую).

Ирония наряду с прославлением красоты ощутима во всех вариантах "Красавицы" Кустодиева.

Пухлая молодая женщина, только что нежившаяся на пуховой перине, еще, кажется, не совсем преодолевшая сонливость, откинула атласное одеяло, обнажив свое бело-розовое, как "зефир", тело. И цветастый балдахин, и расписной сундук, на котором она изволила почивать, и украшения на комоде, и обои в "пукетах" - все кричит в цвете, все говорит о "роскоши" и совершенно чудовищном безвкусии хозяйки. Бессмысленная, бездумная животная жизнь восхитительной блондинки, весь интерьер опочивальни - предел мечтаний обывательского мещанства. Восторг перед плотской красотой этой купчихи, ее здоровьем, примитивной радостью бытия и злая ирония сплетены здесь в один неразрывный узел. В искусстве Кустодиева восхищение и ирония тонко балансируют на чашах весов.

Художественная галерея, №43

Художественное направление, к которому принадлежал Кустодиев в 1910-е годы, условно можно назвать "неоклассицизмом". Оно предполагало ориентацию на великие образцы прошлого - с учетом новейших художественных веяний. Это своеобразный "пассеизм" - как в формальной, так и в содержательной области (последнее вообще характерно для идеологии "Мира искусства"), - но преображенный явным гротеском и непременной иронией (легкая улыбка видится уже в названии этого шедевра - как, к слову, и в названии написанной десятилетием спустя "Русской Венеры", продолжающей, несомненно, традицию кустодиевских "красавиц"). "Оглядка" на прошлое - в данном случае - мотивировалась и еще двумя вещами. Первая (личная) мотивировка - тяжелейшая болезнь художника, лишившая его "внешних" впечатлений. Ему приходилось жить в мире фантазии, одним из "стержневых" образов которого и является эта "красавица". Вторая (объективная) - война, разрушившая единое художественное пространство. Живописцы оказались отрезанными друг от друга, и поэтому обращение к старым мастерам (в "Красавице" можно услышать эхо венецианцев эпохи Возрождения и Рубенса) в этих условиях выглядело "концептуальным" актом. Кстати, "Красавица" была любимой картиной А. М. Горького, получившего в подарок из рук художника один из ее вариантов.

Купчихи и красавицы - это "ноу-хау" Кустодиева. Они демонстрируют зрелую манеру мастера, одновременно являясь зримым выражением его представлений о человеческой красоте. Да, это выражение несколько шаржировано, но подобная ироничность часто выступает лишь средством защиты от слишком "рафинированной" критики. Отсюда же - и некоторый эпатаж, с которым Кустодиев представляет свою героиню, помещая ее в центр полотна и выдвигая на первый план. Гармоничный контекст, образуемый красочным интерьером, однозначно диктуется ее образом (опосредованно действуя и в обратном направлении, уточняя и проясняя некоторые черты характера "красавицы"). Вся картина - это мечта о красоте, которая - как знать? - вдруг действительно спасет мир. Это мечта, это греза. Это сон о небывалой России. Кустодиев увидел ее в своей душе, привязал к середине XIX века, к какому-то "незнакомому городу" (чтобы не обвинили в придумывании), и заставил современников и потомков влюбиться в этот образ, полный здоровой силы, стати и грации. "Эстеты" усмехаются: "Ну разве же это красота?" "Эстетство" всегда отличается узостью. В действительности красота бывает разной. Идеал красоты подвижен и меняется в зависимости от географии, эпохи, социальных условий жизни. Красота античных статуй спорит с красотой византийского искусства, а прославление в искусстве готики умерщвленной плоти (сквозь которую ослепительно светит внутренняя красота) противоречит ренессансному культу опоэтизированной чувственности. У Кустодиева свой идеал. И он действительно идеален, иначе бы не волновал своим странным изяществом уже несколько поколений любителей живописи.

Идеал красоты:

Яркие цветы на обоях, равно как и цветы, которыми расписан сундук, ассоциируются с цветущим возрастом здоровой красивой женщины. Все героини Кустодиева этого ряда глядятся сестрами - они молоды, здоровы, "финансово достаточны".

Лицо "красавицы" таит странное выражение, что вообще характерно для кустодиевских героинь этого ряда (или, если угодно, "цикла"). Оно безмятежно и вместе с тем лукаво; героиня глядит на зрителя, ничуть не смущаясь своей наготы, словно понимая, что главная драгоценность здесь - это она.

Пуховое нежно-розовое одеяло (и чистые кружевные наволочки на подушках) - примета купеческого мира, любящего уют, комфорт и тепло. Таким образом, в социальном смысле героиня полотна атрибутируется без труда.

Формам тела "красавицы" свойственна округлость - в героине полотна, в отличие от многих других персонажей тогдашней живописи, нет ничего резкого, изломанного, кричащего. Причем это, если можно так выразиться, гибкая округлость - обратите внимание на неестественно согнутую в локте руку. Вообще, несколько неуклюжая поза "красавицы" "рифмуется" с целомудренной чистотой.

Любовно выписанные крохотные ступни - в сочетании с полным телом и определенной "дебелостью" - рождают ощущение хрупкости героини, что еще больше "идеализирует" ее образ, которому свойственны странная грация и неповторимая прелесть.

Весь интерьер - и, прежде всего, огромный кованый и ярко расписанный сундук - является своеобразной "рамой" для героини, свидетельствуя о достатке, устойчивости и размеренности ее существования.

ГТГ. 2008

В своей самой известной картине Кустодиев сумел соединить образы национально-романтического направления в искусстве с совершенством неоклассических форм. По воспоминаниям дочери художника «основой картины служил русский лубок, вывески, игрушки народных умельцев, русские вышивки и костюмы». Народный идеал приобрел в произведениях Кустодиева особую монументальность, его купчихи – своеобразные богини, олицетворяющие народные представления о счастье, сытости и достатке. Но народной мечте художник придал гиперболизированные формы. Он обращается к редкому в истории русского искусства жанру обнаженной натуры. Сомлевшая от сна купчиха, появляется из-под атласного одеяла, как Афродита из перламутровой раковины. В картине каждая деталь – метафора, все служит иллюстрацией народных представлений о женской красоте – пшеничные волосы, алые губки-вишенки, щеки как румяные яблочки, лебединая шея, холеное, гладкое тело – «кровь с молоком». В образе своей красавицы Кустодиев совмещает взгляд наивного художника и утонченный эстетизм русского Серебряного века.